Голубая кровь - Страница 10

Джек криво усмехнулся.

— Невозможно. Это было бы все равно что себя ненавидеть. А я не мазохист.

Мими медленно повела плечами, отвернулась и прикусила губу.

Джек обнял ее и привлек к себе. Они были одного роста — глаза их находились на одном уровне. Как будто в зеркало смотришься.

— Будь хорошей девочкой, — сказал Джек.

— Ты кто такой и что ты сделал с моим братом? — ломающимся голосом произнесла она.

Но чувствовать себя в объятиях было приятно, и Мими тоже обняла брата в ответ. Ну вот, так-то лучше.

— Джек, я боюсь, — прошептала она.

Они были там, тем вечером, с Эгги. Эгги не должна была умереть. Эгги не могла умереть. Это просто не может быть правдой. Это невозможно. Во всех смыслах слова. Но они видели тело Эгги в морге тем холодным серым утром. Они с Джеком оказались единственными, кто мог опознать тело. Они держали безжизненные руки Эгги. Они видели ее застывшее в крике лицо. И, что много хуже, они видели отметины на ее шее. Немыслимо! Даже нелепо. Это просто не имело смысла. Мир перевернулся. Это шло вразрез со всем, что им рассказывали. Произошедшее еще даже не начало укладываться у Мими в голове.

— Ведь правда же, это шутка?

Джек покачал головой.

— Нет.

— Может, она просто рано ушла на следующий цикл? — спросила Мими, вопреки всякой очевидности надеясь, что им удастся найти этому всему хоть какое-то разумное объяснение.

Должно же быть разумное объяснение! Такого просто не могло произойти! Только не с ними!

— Нет. Они провели анализы. Все еще хуже. Ее кровь… она исчезла.

Мими пробрал озноб. Как будто кто-то пробежал по ее могиле.

— В каком смысле — исчезла?

— Эгги выпили.

— Ты имеешь в виду…

Джек кивнул.

— Полное потребление.

Мими отпрянула.

— Ты шутишь! Ну, скажи, что шутишь! Это же просто… просто невозможно!

И снова это слово. Слово, что само собою выскакивало на протяжении всех выходных и утром понедельника, после того звонка. Его повторяли родители Мими и Джека, старейшины, стражи — да все! Того, что произошло с Эгги, просто не могло быть. С этим соглашались все. Мими подошла к открытому окну, шагнула в полосу солнечного света и с наслаждением ощутила его теплое прикосновение к коже. «Ничто не может причинить нам вреда».

— Они созвали тайное совещание. Сегодня разослали письма.

— Уже? Но они же даже еще не начали изменяться! — возмутилась Мими. — Разве это не против правил?

— Чрезвычайная ситуация. Необходимо всех предупредить. Даже недозревших.

Мими вздохнула.

— Ну да, ясно.

Ей, пожалуй, нравилось быть одной из самых молодых. И не нравилось понимать, что вскоре другие вытеснят ее с позиции новенькой.

— Я собираюсь на урок. А ты куда? — спросил Джек, заправляя рубашку в брюки — совершенно бессмысленное движение.

Стоило ему потянуться за своей кожаной сумкой, как полы рубашки снова выскочили из-за пояса.

— В «Барниз», — сообщила Мими, доставая солнечные очки. — Мне нечего надеть на похороны.

ГЛАВА 6

Вторым уроком у Шайлер была этика: ее вели одновременно для учеников второго и третьего курсов, завершающих свои исследования по этнокультурным различиям. Преподаватель, мистер Орион, кучерявый выпускник Брауновского университета, обладатель вислых усов, маленьких очков в проволочной оправе, длинного носа Сирано и пристрастия к слишком большим для него, мешковатым свитерам, что болтались на нем, словно на пугале, восседал посреди кабинета и вел дискуссию.

Шайлер отыскала место у окна и поставила стул в круг. Присутствовало всего десять учеников, стандартное количество. Шайлер невольно обратила внимание, что Джека Форса на его месте не видно. Они за весь семестр не обменялись ни единым словом, и теперь ей было интересно, а помнит ли он вообще, что в пятницу вечером поздоровался с ней?

— Кто-нибудь из вас был близко знаком с Эгги? — спросил мистер Орион, хотя вопрос не имел отношения к предмету.

Окончив школу Дачезне, ты мог, наткнувшись даже через много лет после выпуска на бывшего соученика где-нибудь в аэропорту, или на прогулке по центру Помпиду, или в баре «Макс Фиш», тут же пойти с ним выпить и завести душевный разговор, потому что даже если в школе вообще не общался с этим человеком, то все равно почти все о нем знал, вплоть до интимных подробностей.

— Что, совсем никто? — переспросил мистер Орион.

Блисс Ллевеллин осторожно подняла руку.

— Я, — робко произнесла она.

— Может, поделишься с нами какими-нибудь воспоминаниями о ней?

Блисс опустила руку и покраснела. Воспоминания об Эгги? А что она на самом деле знала о ней? Знала, что Эгги любит наряды, шопинг и свою крохотную собачку Белоснежку — чихуахуа, той же породы, что и собака самой Блисс. Эгги нравилось наряжать Белоснежку в дурацкие костюмчики. У собачки даже была норковая курточка, в пару куртке Эхти. Вот и все, что Блисс смогла вспомнить. Да знают ли люди что-либо друг о друге? И, во всяком случае, на самом деле Эгги была подругой Мими.

Блисс снова вернулась мыслями к той злосчастной ночи. Она проговорила с Диланом в том переулке целую вечность. Когда они докурили все сигареты, сколько их было, Дилан наконец-то отправился в «Банк», а она неохотно вернулась в «Квартал-122», к претензиям Мими. Когда она вернулась, Эгги за столом не было, и Блисс так и не видела ее до конца вечера.

От двойняшек Форс Блисс знала основное — что они нашли Эгги в «Сумерках», задней комнате, куда прятали тех, кто перебрал с наркотиками и отключился. Эта комнатка была небольшим грязным секретом «Квартала-122», каковой клуб успешно скрывал от газет посредством весомых взяток копам и репортерам, специализирующимся на сплетнях. Обычно отрубившиеся клиенты приходили в себя через несколько часов, особо не пострадав, с отличной историей, которую можно рассказывать друзьям: «И представляешь, просыпаюсь я в этом чулане! Вот это оттянулись, прикинь!» — и их отправляли домой в полном порядке (по большей части).